С удивительными историческими фактами нас знакомит историк-краевед И. В. Климкин.

И в наших местах была своя Салтычиха

Поводом для написания этого рассказа явились материалы, которые я нашёл в Рязанской областной библиотеке, а также то, что мне удалось собрать по крупицам здесь, дома. Речь пойдёт о нашем земляке, помещике М. Кошкарове и его супруге Е. Кошкаровой, прозванной современниками «второй Салтычихой», жестокость и изуверство которых в середине прошлого века стали предметом обсуждения для передовой общественности России. Составить портрет этих бар-самодуров мне очень помогла статья И. И. Дубасова «Елатомский помещик Кошкаров», напечатанная в журнале «Деревня и новая Россия» за 1877 год.

«Герой мой жил в 30, 40, 50-е годы настоящего столетия Тамбовской губернии Елатомского уезда, в сельце Беседках. Имя его, прославленной крайней жестокостью к крепостным и самым необузданным цинизмом в разврате, и доныне слишком памятно всем жителям Тамбовской губернии, несмотря на то, что в этом крае крепостные злоупотребления практиковались в широких размерах и, следовательно, более или менее примелькались каждому». Вот так начинает свой рассказ И. И. Дубасов. Следует пояснить, что Михаил Кошкаров относился к разряду крупнопоместных помещиков. В его владениях насчитывалось свыше 600 душ крепостных. Только на территории нынешнего Пителинского района барину принадлежали крестьяне нескольких сёл и деревень, в том числе Веряево, Свищёво, Каменки, Беседок, Кенора, Пёта, Агеевки (ныне Станищи), Кошкаровки (ныне Каменка), Петровского.

Жену Кошкарова в народе называли «второй Салтычихой» не зря. По-видимому, писал Дубасов, она находила особое наслаждение в тиранстве над беззащитными крестьянами. Раз, например, привела в баню беременную крестьянку Авдотью Санникову, чем-то прогневившую свою барыню, раздела её донага и собственноручно избила кнутом. В другой раз разозлилась на дворовую девку Дарью Федину, которая была беременна, жестоко высекла её розгами и несколько раз ударила по голове палкой, вследствие чего Федина выкинула младенца.

У Кошкаровой была определена норма для истязаний, от пределов которой она выходила только в крайних случаях. Мужчинам полагалось давать по сто ударов кнутом, женщина – по 80. Все эти экзекуции производились помещицей лично. Высшие же наказания находились под непосредственным ведением самого Кошкарова.

Предлогами к истязаниям чаще всего служили разные упущения по хозяйству, иногда очень незначительные. Так, повара Карпа Орлова Кошкарова наказала раз за то, что он не так опалил свинью, другой раз – за то, что суп пришёлся ей не по вкусу, а в третий – за невкусную ботвинью, в которой оказалось мало луку.

В имении Кошкаровых были заведены самые строгие порядки. Крестьяне работали на помещика по пять дней в неделю, Не исключая праздников и воскресных дней, причём за ними наблюдал большей частью сам Кошкаров, всегда вооружённый кнутом и плетью. В случае малейшей оплошности наказание производилось немедленно и с крайней жестокостью. Давали по 400 ударов кнутом, так что наказанные лежали больными по три месяца. Одного крестьянина Кошкаров сёк в течение великого поста 16 раз (в каждом случае провинившийся получал по 100 ударов). Иной раз секли так, что через полтора года на спинах несчастных были видны широкие рубцы.

Наказывая безо всякой жалости взрослых, Кошкаров был также неумолим и жесток с детьми. Одного мальчика он засёк до смерти, 13-летнюю Прасковью Кузьмину бил кулаками по лицу и голове, 12-летнюю Авдьтью Петрову так жестоко высекли, что она опомнилась только на третий день. Как человек с чрезвычайно жестокой натурой, Кошкаров, наказывая, любил издеваться над своими жертвами. Высеченным по его приказанию часто брили головы. У одной девочки он даже сжёг на голове волосы, а другой обезобразил лицо зажжённой свечкой.

А ведь у помещика были и свои дети – сыновья Александр, Пётр и Георгий. Что было с ними? Любил ли он их и оберегал или издевался над ними так же, как и над крепостными детьми? Этого мы, к сожалению, уже не узнаем. Но известно, что своих сыновей помещик «вывел» в люди, они имели и звания, и поместья, и крепостных.

У оброчных крестьян, составивших посредством заработков кое-какое состояние, Кошкаров любил отнимать всё имущество, после чего переводил их во дворовые. Этак конфискация была самая полная: у ограбленных уже ничего не оставалось дома, и шли они на барский двор в одних рубахах и рваных зипунах. Дворового Владимра Румянцева, несмотря на его старость и увечья от частых наказаний, Кошкаров прогнал со двора и наложил на него большой оброк. При таком порядке вещей не удивительно, что многие крепостные Кошкарова охотно шли в солдаты или же бежали куда глаза глядят.

Вообще Кошкаров был настоящим пугалом для своих крепостных. С приездом его в какую-нибудь деревню на всех жителей нападал панический ужас, женщины и дети бежали куда попало: в конопли, во ржи, а зимой к гумнам и в овраги. Кроме того, помещик весьма неумеренно пользовался своими правами над крепостными женщинами и девушками (даже малолетними, начиная от 7-8 лет). За несогласие бил кнутом, розгами, брил головы. Добившись своей цели, отдавал впоследствии непослушных замуж нарочно за самых безобразных мужиков. Пользовался барин-самодур иногда и правом первой ночи, причём в присутствии своей жены. Та не только не возмущалась такими зрелищами, но даже потворствовала им. По крайне мере известно, что некоторых малолетних девочек она сама приводила к мужу и в случае их сопротивления помогала ему… Известны случаи, когда Кошкаровы приказывали крепостным женщинам кормить грудью щенят на псарне.

В 1844 году Кошкаров приехал в одно из своих имений Темняковского уезда и потребовал себе старостиху Акулину Панкову. Ей был отдал приказ собрать барину молодых баб и девок. Те долго не являлись. Тогда Кошкаров в наказание за нераспорядительность на улице при народе подверг публичному позору 70-летнюю старостиху. Обиженная женщина пожаловалась губернатору, а Кошкаров за это отдал в солдаты её единственного сына.

В 1845 году кто-то написал в Петербург донос на Кошкарова, адресованный на имя шефа жандармов графа Орлова. Началось следствие. В резиденцию Кошкарова (сельцо Беседки Елатомского уезда) были посланы губернаторский чиновник особых поручений Сумароков и жандармский офицер Телегин. Следователи, имея ввиду очевидные улики против Кошкарова, подвергли его строгому заключению. Днём держали под караулом в кабинете, а ночью – в спальне. По-видимому, помещику приходилось плохо, и между его крестьянами распространился слух, что барина засудят неприменно.

Кошкаров увидел, что с ним не шутят и, как очень богатый человек, прибёг к известным способам оправдания – стал подкупать следователей. Телегину предложил полторы тысячи рублей и бриллиантовый перстень лишь за позволение видеться и переговариваться с женой и некоторыми людьми, причём обещал дать ему в пять раз больше, если он будет снисходительно производить следствие.

Следователи оказались, однако, честными людьми и не польстились на взятку. Тогда Кошкаров стал писать на них жалобы губернатору и шефу жандармов. Он обвинял следователей во взяточничестве. «Телегин, - писал он губернатору, - просит у меня пять тысяч рублей, чтобы повернуть дело в мою пользу». Эти жалобы возымели своё действие. Следователей переменили, прислав на их место жандармского полковника Ходнева и советника губернского правления Попова. Но и они произвели следствие не в пользу Кошкарова.

«За каждую малость нас били, - говорили крестьяне жандармскому полковнику, - Скотина худа – за это секли скотников. Скотина потолстела – и за это секли. Барин был не в духе – сёк с досады, барин был весел – драл для потехи». Следователи вызвали из Елатьмы врача Туберовского и поручили ему освидетельствовать крестьян Кошкаровых. Врач осмотрел 27 человек и больше не стал, так как дело было ясно. Все они имели на себе глубокие рубцы и сине-багровые знаки.

Один из местных дворян Стокасимов говорил: «Ничего хорошего и приличного звания дворянина я в Кошкарове не видел, у литургии не видал его ни разу, а живём мы с ним в одном селе. Жестокость супругов КОшкаровых несообразна с правами помещиков и не имеет границ. Вопли и крики в их доме раздаются постоянно. В дополнение ко всему этому прибавляю, что многие кошкаровские крестьяне ходили и ходят по миру.

Впрочем, многие из местных дворян относились к Кошкарову весьма сочувственно и даже по мере сил вступались за него. Например, елатомский уездный предводитель Карачинский во время следствия в селе Беседки писал губернатору, что между крестьянами стали ходит слухи о вольности, «Весь уезд, - заявлял он, - встревожен по поводу участи господина Кошкарова». Всё клонилось к тому, что жестокого помещика надо было освободить от всякой ответственности. Местные полицейские чиновники, очевидно, задаренные, тоже всячески препятствовали следствию, уклоняясь от дачи показаний. Например, становой Кикин приехал было в Беседки по требованию Сумарокова, но немедленно уехал куда-то в уезд «по делам службы». Опираясь на помощь некоторых дворян и уездных чиновников, сам Кошкаров приободрился и стал писать высшим властям смелее, указывая им на свою посрамлённую дворянскую честь.

«Без власти моей, - писал Кошкаров губернатору, - в имениях моих пошли ужасные беспорядки: земля осталась совершенно не вспахана многими, дворовые люди предались буйству и драке, женщины – полному распутству, чего прежде не было, и сделались беременными. Оброки не собраны». Словом, по мнению Кошкарова и Карачинского, всякое вмешательство представителей закона в действия помещика, каковыми бы они ни были, Представлялось уже нарушением государственных основ и народного спокойствия.

Все эти соединённые усилия, направленные к ограждению Кошкарова от законного взыскания за чрезвычайные злоупотребления помещичьей властью, увенчались полным успехом. Правда в 1847 году Кошкарова вызвали в Тамбов под надзор полиции, имение его было несколько времени в опеке, но…тем дело и кончилось.

И всё же в каждом человеке есть и плохое, и хорошее. И если добро побеждает зло, то эта победа обязательно останется в памяти людской. Как искупление за свои грехи тяжкие, как дань народу, измученному помещичьей дуростью, выросла в 1850 году в селе Пёт церковь. На свои средства Кошкаров выстроил тёплую деревянную церковь с тремя престолами: главный – в честь введения во храм Пресвятой Богородицы, правый – святого Николая Чудотворца, левый – великомученика Георгия Победоносца.

Время стирает в пыль дворцы, имения, но память человеческую оно не одолеет никогда.

Веряевское восстание 1930 года

Время сейчас неспокойное. Нам кажется, что прежде было гораздо благополучней, проще и надёжней. Но так ли это? Хорошо ли мы представляем себе, что было 100 или 50 лет назад? Вряд ли. А тот, кто забыл уроки прошлого, обречён на невзгоды и страдания. Эта статья посвящена памятным дням далёкого 1930 года, событиям, которые вошли в нашу историю под названием «Веряевское восстание».

К 1930 году по стране полным ходом катилась коллективизация. С мест в Москву летели телеграммы о стопроцентном и досрочном её завершении. Не остались в стороне и Пителинские начальники. Выступая на совещании секретарей райкомов в Рязани, Пителинский секретарь Васильченко говорил: «Нами было созвано районное совещание для разъяснения вопроса о раскулачивании. Ячейки прислали нам полные списки лиц, подлежащих раскулачиванию. Имущество пока не отбираем, так как не знаем, куда его распределять. Правда, мельницы, мы все отобрали. Когда закончим коллективизацию, тогда будем брать и имущество. По району закрыли 5 церквей под хозяйственные и культурные нужды».

Так говорили первые лица местной власти, а сами крестьяне рассуждали порой иначе. Были случаи, когда жители той или иной деревни в один голос заявляли: «Нам коллектив не нужен, мы не против советской власти, а в коллектив не пойдём».

В селе Потапьево на общем собрании по вопросу сплошной коллективизации зажиточные мужики Фёдор Аншинов и Матвей Миронов подговорили бедняка Чурина выступить против. Мол, в колхозах не растёт хозяйство, а разваливается, колхоз – не социализм, а советская барщина. Позже появляются более смелые высказывания среди крестьян типа: «Кто запишется в колхоз, тот получит пулю в нос».

В то же время (конец 1929 года) в сёлах нашего района шло массово истребление овец, баранов и молодняка крупного рогатого скота. Причины? Забивая скот со слезами на глазах крестьяне говорили: «Пускай в колхоз пойдём все без скота, всё равно умирать с голоду». В деревне Обухово беднота заговорила о создании колхоза, но, получив жестокий отпор со стороны кулаков, в идеей этой на время распрощалась. В каждом селе, в каждой деревне люди старались противостоять действиям советской власти. Любым способом, даже таким, как этот.

Священник села Пителино Константин Полянский, создатель церковного совета Кирюшин (бывший торговец, имеет двухэтажный дом), церковный староста Ф. А. Швецов – бывший торговец и Сергей Иванович Никитин вычищенный из советского аппарата – вся упомянутая компания заранее готовилась воспрепятствовать антирелигиозному вечеру, созданному волостным комитетом. Вели агитацию, придумали сделать ящик, обили бумагой, вырезали колос, а в середине написали «Христос Воскресе». Наверху вырезали царскую корону и такая освещалась изнутри свечкой и повесили на купол церкви. Кроме того в школе, расположенной в церковной ограде в саду, под воскресенье 5 мая для присутствующих демонстрировалась картина, в результате чего на второй день были подожжены школьная постройка и школьный сарай.

Также заслуживают внимания действия священника Темирево Пителинской волости Яковлева, который, выступая в сельсовете в спорах с избачом Богомольным, сказал, что «наша религиозно-христианская партия сильнее и чище, чем ваша коммунистическая партия антихриста, которая будет в самое непродолжительное время нести ответственность перед Судом Божиим». По адресу власти последний также выразился, что это есть власть насилия и грабежа. Говорил в присутствии десятка людей. Также он заклинал всех крестьян – участников празднования 1 мая как помогающих кощунству в страстные дни совместного с проклятыми богом большевиками. (из обзора Рязанского губотдела ОГПУ от 3 июня 1929 года).

Как видите, грамотностью работники политуправления не отличались. А местная власть, стараясь ни в чём не отставать от соседей, отсылает данные в г. Рязань о ходе коллективизации: Пителинский район – 100 процентов (18 февраля 1930 г.).

Но недолго пришлось радоваться. 22 февраля 1930 года летит телеграмма председателю Окрисполкома от начальника Рязокротдела ОГПУ Извекова: «22 февраля в селе Веряево было приступлено к обобществлению скота, в связи с чем кулачество, скот которого был отобран и размещён по дворам бедняков, напало на уполномоченных, которые бросились бежать по дороге к селу Гридино. За убегающими уполномоченными побежала толпа, постепенно увеличивающаяся. По вполне проверенным сведениям в массовом выступлении приняли участие всё село Веряево и село Гридино, где народ стал собираться по колокольному звону. Веряево имеет 600 дворов, Гридино – 800 дворов. Неспокойное отношение отмечается в деревне Павловке, что в 6-7 км от Гридино. Подробности сообщим дополнительно».

Возмущение крестьян в селе Веряево произошло на почве нетактичного поведения оперуполномоченных, которые ходили с обвальным обыском, и у ряда середняков были выбраны из амбаров последние семена. Веряевцы начали громить амбар с ссыпанным семзерном, затем выбили в здании сельсовета все окна, поломали инвентарь, избили председателя сельсовета, уполномоченного и одну женщину – члена партии.

22 февраля в селе Андреевка ходила толпа с чёрным флагом. В селе Гридино ночью были задержаны священник, церковный староста и кулак (все из села Нестерово). А в это время спешно был сформирован в городе Сасово отряд из железнодорожной охраны и милиции под руководством секретаря райкома ВКП (б) и предрика. Утром 23 февраля этот отряд подошёл к селу Веряево. В селе было спокойно, но затем стала собираться толпа из женщин, детей, стариков. Милиционеры начали стрелять в воздух, после чего ударили в набат и часть толпы бросилась к месту выстрелов, а остальные предъявили требование секретарю райкома: сложить оружие или отослать отряд обратно. Та же картина произошла и в селе Гридино, толпа постаралась задержать отряд, бросали в него палками, камнями и т.д., но отряд всё же уехал в Пителино.

На набатный звон в колокола Веряевской и Гридинской церквей в Веряево собралось несколько тысяч крестьян из десятка селений: Фалеевки, Андреевки, Гридино, Фермы, Михайловки, Дмитровки, Павловки, Синюхина и Лубонос (Ерахтурского района)Начались массовые беспорядки. Была нарушена телефонная связь с Пителино, Назаборах нескольких сёл появились даже листовки следующего содержания: «Долой грабёж! Долой насилие! Да здравствует старый быт! Долой коммунистов! К сему – некто».

Положение в восставших сёлах и деревнях продолжало оставаться напряжённым. Волнение охватывало всё новые и новые населённые пункты. В деревне Ферма толпа крестьян в сто человек взломала амбар и растащила семейный фонд. В селе Пёт 400 человек забрали и увели по домам 130 голов общественного скота, после чего отправились к сельсовету с требованием освободить от семфонда церковь, недавно закрытую постановлением общественного собрания. В деревне Станищи женщины разграбили скотный двор и избили приехавшего агронома под предлогом обнаружения у него винтовки. В деревне Обухово при описи имущества у кулака Пичугина последний вышел на крыльцо с криками: «Караул! Грабят!». Собрал толпу в 50 человек, призывая к защите. В селе Темирево учеником, сыном кулака, была написана листовка – «Долой коммуну! Да здравствует царь!». Эту листовку он принёс в школу и показывал ученикам. Там же работниками ОГПУ было раскрыто покушение на председателя сельсовета Макуровкина, которое готовилось некоей антисоветской подпольной организацией под названием «Яргуны» количеством 58 человек, которая собиралась в доме беднячки Коноваловой. В каждом селе и деревне у карательных органов были свои осведомители.

По сообщению одного крестьянина из Пителино, у Веряевцев якобы имеется 3 пулемёта в боевой готовности и ящик гранат. Пулемёты и гранаты будто бы были привезены из села Лубонос Ерахтурского района, считавшегося очагом бандитизма и уголовного элемента.

Далее события развивались с необычайной быстротой. 24 февраля на собрании крестьян выдвигались следующие требования: устроить суд в течение 48 часов над предриком Субботиным, его замом Ольхиным и предколхоза Косаревым. В выступлениях говорилось: если бы вышеуказанные лица попались им в руки, они были бы изорваны на клочки. В конце собрания была принята резолюция, требующая: 1. Переизбрания сельсовета и оказания помощи бригаде в выявлении случаев искривления. 2. В отношении семенного фонда решение перенести, вызвав к этому времени председателя окружного исполкома товарища Штродах.

25 февраля в Пителино, где находился штаб по борьбе с восстанием, прибыла из Нестерово огромная толпа женщин с требованием освободить арестованного попа Алексея Сергеевича Капринского. Из толпы раздавались выкрики: «Долой советскую власть! Верните нам попа!» и т.д.

В этот же день во время гражданских похорон в селе Пителино убитого милиционера Горюнова женщины стали забирать отобранный у них скот. Руководил их действиями бывший секретарь сельсовета Кузнецов. В Знаменке ученики школы порвали на уроке плакаты и портреты советских вождей. В Павловской, Темиревской, Хохловской школы были отмечены избиения детей бедняков, а также пение антисоветский частушек. Вечером 25 февраля в селе Подболотье какой-то неизвестный мужчина в магазине обращался к женщинам: «Что вы делаете, ведь в Веряево нас расстреливают пулемётами, а вы не помогаете». Продавец кооператива, член ВКП (б), стал разъяснять, что всё это ложь, и сделал попытку задержать неизвестного, но последний вскочил в сани и уехал.

В Пителино для размещения масс арестованных из сёл и деревень приспособили помещение (бывшая чайная) под охраной милиции. В селе расположился отряд слушателей высшей партийной школы в количестве маневренной группы. В отряде было создано конно-пулемётное отделение.

Утром 26 февраля никаких выступлений в Пителино не наблюдалось. Да и не мудрено, когда кругом милиция и военные. Утром на Пителинском базаре собралось большое количество крестьян. Между ними шёл оживлённый обмен мнениями о событиях в Веряево. Тайными информаторами докладывалось о целом ряде разговоров с антисоветскими выпадами различного содержания.

А 27 февраля 1930 года местная власть уже отчитывалась Рязани. Секретарь Пителинского райкома тов. Васильченко сообщал: «На сегодняшний день раскулачено 119 хозяйств. Неважно обстоят дела с парторганизацией. На 29 сельсоветов 8 ячеек и 1 кандидатская группа. Есть у нас деревня Веряево, где жил бывший депутат Государственной Думы Осечкин, имел 2-этажный дом, хозяйство, одним словом, был помещик. Когда его раскулачили, он скрылся и руководил в районе группировкой».

В начале марта в Рязанский окротдел ОГПУ поступают оперсводки за 3, 6 и 13 марта.

Из числа арестованных 186 человек по Пителинскому району социальный состав следующий: кулаков – 49, торговцев – 7, зажиточных – 23, середняков – 87, бедняков – 14, служителей культа – 4, бывших помещиков – 2, бывших полицейских – 2 (3 марта 1930 года).
Примечание: 333 арестованных по Пителинскому району в сведения не вошли за неимением на них сведений о социальном положении, каковые будут даны в следующей сводке (6 марта).

Примечание: на 35 человек, арестованных из Пителинского района, сведений о социальном положении не получено (13 марта 1930 года).

Почему же на 368 человек так и не вышли сведения о социальном положении? Ответ прост и банален: это были простые крестьяне, которых не отнести ни к помещикам, ни к служителям культа, ни даже к кулакам и середнякам. Значит, это были бедняки, а такое количество арестованных «тянуло» на «перегибы», которые не приветствовались правительством.

Краски над Пителинским районом продолжали сгущаться. 14 марта 1930 года выходит спецсводка о массовом выходе крестьян из колхозов по Рязанской области. Наш Пителинский район стоял в ней на первом месте. На 1 марта вышло из колхозов 90 процентов всех крестьян, на 10 марта – 94,4 процента. Спецсводка ОГПУ за 22 марта 1930 года сообщает, что в Пителинском районе вновь созданных колхозов фактически не существует, они все развалились.

Выступления наших земляков не были похожи на предсмертные конвульсии умирающего. Наоборот, крестьяне знали, что они победили.

Из спецсводки начальника окротдела ОГПУ: «Пителинский район, в частности, сёла, поражённые массовым выступлением (Веряево, Гридино), продолжают переживать напряжённое настроение. В селе Веряево (центр восстания) и других крестьяне считают, что в восстании они победили и сорвали коллективизацию по всему округу. Охваченные таким настроением крестьяне считают возможным для себя и впредь таким же путём (массовое выступление) бороться против правительственных мероприятий, в частности, муссируются слухи о выступлении в день, когда будет производится нарезка земли колхозу, о возможности выступления во время хлебозаготовок. Ведётся разработка».

Конец марта – начало апреля опять стали неспокойными для района. В с. Нестерово ночным пожаром было уничтожено 4 жилых и 2 нежилых постройки, в деревне Ефимовка сгорело 3 двора, из них 2 – середняков и 1 – бедняка. Причины выяснились. Продолжало нарастать противостояние между зажиточными и бедняками. Так в селе Веряево середняк К. пришёл к колхознику К. и говорил: «Вы забрали у нас луга, землю, на которой мы сеяли просо, оставили нас без каши – мы этого вам не забудем, ты лучше выходи из колхоза». Колхозников в Веряево звали не иначе, как «гольтяпа», «шантрапа» и т.п.

Следующая сводка являлась внеочередной, то свидетельствовало о том, что Пителинский район, где после подавления восстания ситуация продолжала оставаться напряжённой, находился под пристальным вниманием властей. Информсправка административного отдела ОГПУ «О напряжённом положении в Пителинском районе» не подлежит оглашению.

21 марта в центре села Пителино беднота активно выступала против колхоза, требуя установления твёрдой платы за обработку земли, открытия церкви и возвращения священника. По вечерам в ряде селений идут разговоры о прошлой и колхозной жизни. По всему району идут слухи, что в великий четверг (на страстной неделе) вновь будет восстание. Слухи о восстании растут и ширятся. В некоторых случаях об этом говорят совершенно открыто. По району разъезжают какие-то подозрительные личности: бывшая помещица Дьякова, проживающая в селе Гридино, распространяет слухи о предстоящем восстании. Через село Гридино прошёл какой-то бывший помещик Фатьянов, заснял местность имевшимся у него фотографическим аппаратом и ушёл в соседний Ерахтурский район, где и остановился в селе Лубонос.

Выселение кулацко-зажиточной части населения действительно обещает привести к осложнениям. Во-первых, выселения предполагается провести на Пасху, то есть в дни, когда много народу выпивши и, естественно, люди склонны к беспорядку. Во-вторых, участки, назначенные для выселения кулаков, носящие неподходящие названия: «Тихая долина», «Новый мир», «Новый свет» и другие, расположены рядом с лесными массивами около Гридино и Веряево, где только происходили волнения.

Ну, а в мае решено было устроить показательный процесс. В ночь на 12 мая 1930 года вынесла приговор выездная сессия Коломенского окружного суда, разбиравшая дело о перегибах при коллективизации в Пителинском районе, приведших к кровавому восстанию. Шесть человек обвиняемых, в том числе председатель райисполкома, его заместитель, Начальник райадминистрации, местный народный судья присуждены были к лишению свободы от 2 до 5 лет. Московский областной суд, пересмотрев дело, смягчил наказание для осуждённых, ограничившись принудительными работами и запрещением занимать ответственные должности.

Вот таким был исход восстания. На этом можно бы поставить точку. Но что стало с теми, кого несправедливо сделали жертвами репрессий? В 1989 году прокуратурой совместно с органами госбезопасности области проводился пересмотр дел в отношении лиц, репрессированных в те далёкие годы. По Пителинскому району было реабилитировано 238 человек. Как много – скажете вы. А я скажу – мало, так как только в Веряевском восстании пострадало 556 человек.

Что сталось с другими, которые не попали в списки реабилитированных, да и проходили ли они вообще по каким-либо спискам? Всё это останется без ответа. И сколько ещё будет оставаться? Столько, сколько мы этого пожелаем или не пожелаем.

Данные материалы взяты из книги «Рязанская деревня. Начало коллективизации (1929-1930 годы)».

Неизвестная первая мировая

80 лет назад, в августе 1914 года, началась первая мировая война. Была втянута в неё и Россия.

«Мы привыкли отсчитывать время с 1917-го. На самом деле Новое время, начавшееся примерно на рубеже XV и XVI веков, закончилось в 1914 году. Прежние войны вели профессиональные армии, сохранявшие что-то от рыцарских правил игры. Народы в целом не воевали.

Первая мировая война всё это переменила. Она загнала в окопы многих мужчин – добрую половину всех великий цивилизованных стран».

«Страшно подсчитать миллионы убитых. Горько видеть слом государства. Обидна насмешка судьбы, исключившей в «последний момент» Россию из числа стран-победительниц.

Ещё страшней, горще и обиднее глухая бесследность трагедий в нашей национальной памяти. Кажется, ни одна война, разразившаяся над Россией в Новое время, не была опозорена и оболгана в народном сознании так, как эта «империалистическая». Ни одна не оставила такого зияющего вакуума, ни одна не оказалась так затёрта в сознании потомков, как эта.

Война всегда обостряет национальное самосознание. Она уходит в легенды. «Империалистическая» сразу была перечёркнута революцией. Она «переросла в гражданскую» и как бы перестала существовать. Европа вся покрыта памятниками бойцам 1914-1918 годов – у нас в России их нет. В мире вышли тысячи работ: мемуаров и исследований. У нас – нет.

Миллионы жертв первой мировой войны были покрыты десятками миллионов жертв второй, Отечественной. Эта, последняя, действительно стала вехой национальной истории. Та, первая – нет».

Так пишут о первой мировой наши историки.

А вот как коснулась эта война своим «чёрным крылом» нашего с вами Пителино.

В селе Пителино страшная новость о начале войны разлетелась мгновенно. А спустя несколько дней жители осмыслили суть происходящего. Провожали новобранцев всем селом.

В числе первых на фронт ушли Иван Фёдорович Сипин, Фёдор Иванович Тимохин, Александр Михайлович Сергунин, Семён Иванович Сергунин, Александр Иванович Можаев, Василий Никитич Горбатов, Никита Поликарпович Савин, Сергей Андреевич Тележкин, Василий Иванович Никулаев, Павел Евсеевич Умняшкин, Павел Григорьевич Никишин, Василий Захарович Маркин, Григорий Иванович Тимохин, Иван Иванович Маркин, Андрей Егорович Силаев, Алексей Сергеевич Тележкин и многие, многие другие.

Каждый воин с честью и достоинством русского человека выполнял свой долг перед Отечеством. И пусть они шли в бой с лозунгом «За царя и Отечество», а не «За Родину, за Сталина!», для каждого на первом месте стояли семья, дом, родные места. Вот судьбы некоторых из них.

Тимохин Фёдор Иванович прибыл на передовую в 1914 году и попал в артиллерийские войска. Он прошёл и огонь и воду. Летом 1916 года расчёт, в котором служил Пителинский боец, посылают в разведку. Со своими товарищами Фёдор Иванович на задание выехал ночью, и неожиданно они попали под вражеский огонь. Все солдаты были сражены наповал шрапнелью, а его засыпало землёй и придавило убитой лошадью. И он единственный остался в живых. Только на другой день его нашли свои. С контузией Фёдор Иванович вернулся домой в 1917 году.

Сергунин Семён Иванович прошёл всю первую мировую, успел прихватить и Великую Отечественную, на которой и погиб.

Жительница р.п. Пителино Сипина Анна Федотовна вспоминает о своём дяде Бучине Фёдоре Ивановиче, уроженце села Самодуровка: «Он был призван на действительную воинскую службу в 1914 году. Попал в самые престижные войска – царскую гвардию (гвардейцы находились под личной опекой Николая II). Пройдя с боями до Галиции, Фёдор Иванович пал смертью героя».

В селе мужские дела и заботы легли на плечи женщин. Многие теряли своих кормильцев и тянули лямку за двоих. В деревнях появились беженцы из Гродненской губернии. Им помогали чем могли: кто одежду даст, кто обувь, а кто и копеечку подбросит. Богаты тоже в стороне не оставались. Купец Жарков в помощь солдатам отсылал отмеры материала на кисеты, носки шерстяные, полушубки поношенные и т.д.

Пителинская валяльная мастерская валяла валенки по специальному заказу для фронта. А над селом звучали женские, готовые сорваться от слёз голоса:

«Что это такое?
Сразу три набора!
Взяли брата и отца,
Берут и ухажёра!
Проводила болю в бой.
Сорок суточек водой!
В молоды его года
Охота ли ему туда?»

Да, память о героях уходит, как вода сквозь пальцы. И может быть, спустя десятилетия, вспомнят русичи о героях первой мировой, империалистической. О тех, кто вынужден был прятать свои награды, добытые кровью. О тех, кому нет ни памятников, ни монументов.

Кто помнит о растоптанных в гражданскую, увезённых на чужбину Георгиевских крестах? А ведь когда-то гордились ими больше, чем любыми другими наградами: полный Георгиевский кавалер был истинным русским богатырём. «Конечно, вам пуля и штык страшны, а мне нисколечко не страшен штык». «Удалому и смерть не страшна, а в особенности мне – Георгиевскому кавалеру…». Это из солдатских писем.

Поколения, угробленные в 1914-1918 г.г., взывают к нам из безвестности. Услышьте их, русичи!!!

И.В. Климкин, историк-краевед

Страницы истории Пителинского района.