«Я реалист, и если есть что-нибудь туманное <во> мне для реалиста, то это романтика,…самая настоящая земная,…»[1], - в справедливости этих слов Сергея Есенина мне приходилось убеждаться не однажды при изучении его творчества. Эти слова были написаны Есениным в ответ на вульгарные обвинения его в мистицизме и религиозности. Но это не только ответ на один конкретный случай, как может на первый взгляд показаться. И слова, и образы, и сюжеты Есенина всегда глобальны до космической бесконечности, и реализм Есенина как поэта и как человека становится явью при стремлении дойти до самой сути во всех его высказываниях и поступках.
Читая есенинские строчки:«Проводов голубая солома
Опрокинулась над окном»[2], -
я представляла, что речь идёт об электрических проводах. Что это солома с крыши «опрокинулась», если смотреть из окна, увидела и объяснила мне Евгения Федоровна Поликарпова, работавшая в музее Есенина смотрителем, когда при атрибутировании фотографий, запечатлевших историю села, зашёл разговор о том, что в 1924 году в Константинове электричества не было, и не могло быть никаких других проводов. А солома голубая – так на фоне неба она не может быть золотой. Так просто и реалистично.
И голубые (в черновике: расписные. - Г.И.) ставни родного дома[3] – не поэтически вымышленный образ, а реальное описание любимого дома. А белые наличники родительского дома у Есенина и в стихах белые:
«Отгорела ли наша рябина,
Осыпаясь под белым окном»[4]. «Реалист…».
Без знания обстановки жизни поэта возможно упрощённое понимание его творчества, как, в частности, в описании всего им любимого любимыми его цветами – жёлтым, синим, голубым. А любил он и зеленя, и алый свет зари, и малиновое поле, и черемуху в белой накидке, и девушку в белом, - просто он был «самым русским поэтом» и писал о России, а в России, конечно, больше цвета синего: «Россия… какое хорошее слово. И роса, и сила, и синее что-то». И это не только восприятие всего земного, но и проявление космических проникновений (Юрий Гагарин из космоса увидел, что наша планета голубая).
Эта космическая особенность стиха Сергея Есенина была ему свойственна как поэту изначально. Хочется сказать о нём словами Беллы Ахмадулиной о Владимире Высоцком: «Он по урождению своему был поэт».
В стихах, посвящённых Августе Миклашевской, и, в частности, в словах:«Это золото осенье,
Эта прядь волос белесых»,[5]
«Знать, только ивовая медь
Нам в сентябре с тобой осталась»[6], -
это не литературный приём, далёкий от реальности, как воспринимала и сама Миклашевская эти стихи, а подтверждение слов Айседоры Дункан о том, что это всё о ней. И убедиться в этом и понять, что писал их Есенин Миклашевской и о Миклашевской, но, не придумывал её поэтичекий образ, а, «повернув глаза зрачками в душу», видел свою Изадору, - заставили меня есенинские слова об Айседоре Дункан, написанные в это же время: «За белые пряди, спадающие с ея лба, я не взял бы золота волос самой красивейшей девушки. Фамилия моя древнерусская – Есенин. Если перевести её на сегодняшний портовый язык и выискивать корень, то это будет – осень. Осень! Осень! Я кровью люблю это слово. Это слово – моё имя и моя любовь, я люблю её, ту, чьи перчатки сейчас держу в руках, - вся осень»[7]. «Реалист…».
«…слишком всё здесь заполнено "великим старцем", его так много везде, и на столах, и в столах, и на стенах, кажется, даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня <...>»[8], - эти слова Сергея Есенина из письма Николаю Вержбицкого и воспоминания Юрия Либединского, я считала преувеличением, пока не прочитала в рукописи В.А.Вдовина описание комнаты (столовой) в доме в Померанцевом переулке, где Есенин и Толстая жили с лета по декабрь 1925 года:
"Стены в комнате (столовая), в кот. жил Сергей в 1925 г. На окне часы, под ними чёрн. мраморн. стол. Тумба с лекарств. Сундук с бельём. Над ним два рога и Волконская. Балконная дверь.Книжн. шкаф над ним И.А.Толстой. Рабочий столик, над ним сверху Волконский, Николай Толстой, слева Дитерихсы и Мусницкий".
2 стол. След. стена: Наверху: отец (мальчик), мать (т. Тани), т. Галя (Мясоедова), мы с дедушкой, дед, в чёрной раме, надпись мне, дед в красного дерева раме.
Внизу Мадонна Мурильо, полка, под ней две акварели, на ней фотогр. под т.Галей "На качелях". по сторонам: Толстой (Гинзбурга) и Наполеон, под ними мал. фотогр. "Могила" и лим. посадки.
2-ая полка, под ней: Молитва Л.Н.; силуэт Ильи в кож. рамке, рядом Л.Н. верхом (Игумнова), Л.Н. в красках молодой (Мити) под ним отец в гробу, между полкой и шкафом Таня Сух. Стекл. шкаф с безделушками, дверь.
Стена у окна - мамин письм. стол, над ним я в красн. раме 5 л.
Диван
Справа от двери. Сверху вниз: две темперы без рам, маленькая в зол. раме, акварель Мити.
Посредине: "Владикавказ", под ним "Воен.-Груз. дор.". "Козы" и «Сю-Рю-Кая». Справа : "Карадаг", под ним Салтанов (дом) слева "Хамелеон", под ним Салтанов (парк). - Акварели: 3 коричн. в рамке (маме) 2) длинная (Карадаг Але), 3) длинная «Прибой», 4) розовая, (маме)
Справа К.А.Дитерихс, 0.К-на, Ник.Н. Толстой. мал. стар. фотогр. Толстой Репина
Гардероб".
(Этот автограф Софьи Андреевны Толстой-Есениной на пяти листочках «коменданта яснополянского музея» хранится в Отделе рукописей Государственного Литературного музея)[9].
Здесь, действительно, «всё заполнено бородой великого старца». И это Есенину приходилось видеть постоянно, находясь в комнате, которая была для него и столовой, и гостиной, и спальней, и его рабочим кабинетом, - фотографии и картины, в том числе восемь портретов Л.Н.Толстого, фотография его могилы и вдобавок фотография его сына Андрея, отца С.А.Толстой-Есениной, в гробу. Здесь всё не только заполнено «бородой великого старца», но, учитывая и неприятие Есениным Толстого-моралиста и постоянно ощущаемое им морализаторство О.К.Толстой, есть реальное основание для констатации, что «для живого человека места не остаётся».
Конечно, в семье было высокое почитание Льва Николаевича Толстого и как великого писателя, и как великого человека, и просто дедушки - «Дедушки» настолько, что мама Софьи Толстой Ольга Константиновна Толстая (урождённая Дитерихс) в письме дочери писала это слово с большой буквы[10]. И эта орфография при чтении письма воспринимается органично не только как знание отношения родственников к Льву Николаевичу, но и потому, что он был настолько велик во всём, что иначе Ольга Константиновна не могла написать, и вряд ли это почитание «великого старца», творчество которого глубинно любил и ценил Есенин, могло вызвать его неприятие. Не мог не разделять этих чувств Есенин, в кровь и плоть свою впитавший философию Л.Н.Толстого. «Лучше Толстого у нас всё равно никого нет - это всякий дурак знает», - говорил Есенин Вольфу Эрлиху.
Сергей Есенин не только как уже признанный поэт ценил великого писателя, но и в ранней юности он не просто читал его произведения, но и пытался следовать его высоким нравственным идеалам, и вместе со своим другом, которого называл светочем своей жизни, Гришей Панфиловым, собирался босиком пройти по Ясной Поляне, и вегетарианство принял и тогда следовал ему, настолько глубоко осознав его суть, что в 1921 году написал свою «Песнь о хлебе» как невозможность жить с ощущением вины перед всем живым. Толстовское и есенинское вегетарианство – это не сведенные до примитива «рисовые котлетки», а осознание трагизма и даже невозможности жить, понимая, что и вегетарианство не выход, потому что «режет серп тяжёлые колосья, как под горло режут лебедей».[11] «Реалист…».
И в «Анне Снегиной» в описании горя главной героини: «Убили! Убили Борю», - реальное отражение событий, связанных с гибелью с подводной лодкой «Гепард» в октябре 1917 года двоюродного брата константиновской помещицы – Коли, Николая Владимировича Викторова, о существовании которого и о чувствах к нему его кузины Есенин не знал. Имя «Коля» нельзя было оставить из-за ассоциации с мужем Лидии Ивановны Н.П.Кашиным. А «Боря» - это имя родного брата Л.И.Кашиной (урождённой Кулаковой) Б.И.Кулакова, которого знал Есенин и который тоже мог быть убит, да и был убит, только уже в 37-м.
«Голова моя машет ушами,Как крыльями птица,
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь»[12], - сколько копий было сломано об эту «шею ноги»: и почерковедческую экспертизу проводили, и чисто визуально сверяли написание Есениным «г» и «ч», и возмущались отсутствием у «ноги» «шеи», и очень убедительно и литературоведчески грамотно находили эту «шею» у «ночи», нимало не смущаясь отсутствием в таком варианте чисто есенинской образности стиха. И всё это: Есенин, Есенин, Есенин, - не было дела лишь до его стиха, имажинистски красивого.
И только когда эти строчки прочитал человек, не зацикленный гипертрофически на Есенине вне его творчества и его окружения (здесь я говорю не только об этом конкретном случае, а о проблеме), всё стало на свои места и совпало и с почерковедческой экспертизой, и, главное, с гениальным есенинским стихом: «При чём здесь «у Есенина шея ноги», это же птица, как её изображают в народном творчестве, - на одной ноге». Вот так просто – по-есенински реалистически образно. «Реалист…».
(Не присваивая себе, как может показаться из контекста, это глубокое понимание реалистичной образности есенинского имажинизма стиха, - я назову его имя – Олег Ершов – ещё и потому, что вот уже сколько лет лежит у него в столе уникально задуманный и составленный как единый вздох и выдох, сборник стихов всего Есенина и ждёт своего часа, чтобы совпасть со временем как Таганка, как Ленком, как «Стойло Пегаса»).
И невольно вспомнилось ещё одно его сравнение: «Я хотел бы стоять, как дерево, при дороге на одной ноге», - где тоже речь идёт не о ноге Есенина.
По стихам Сергея Есенина, ничего не придумывая и на свой лад не объясняя есенинскую поэтичность, легко и просто, как всё гениальное, узнавать и особенности жизни поэта, и портретные описания его близких и его самого, и цвета земли и неба, конечно, любимых, но не придуманных, а реально запечатлённых в слове.
Примечания
- Есенин С.А. «Предисловие». Полное собрание сочинений. В 7-ми томах. Т.5. М.: «Наука» - «Голос», 1997. С. 223.
- Есенин С.А. «Эта улица мне знакома». Там же. Т. 1. 1995. С. 175.
- Есенин С.А. «Низкий дом с голубыми ставнями…». Там же. С.205.
- Есенин С.А. «Я красивых таких не видел». Там же. С. 242.
- Есенин С.А. «Дорогая, сядем рядом». Там же. С. 193.
- Есенин С.А. «Мне грустно на тебя смотреть». Там же. С.195.
- «Айседора». «Вечерняя Рязань», 23 мая 1997 г. и «Золото осеннее». «Современное есениноведение, 2007 г., № 6.
- С.А.Есенин. Письмо Николаю Вержбицкому, до 25 июля 1925 г. Собрание сочинений. В 6-ти томах. Т.6. М.: «Худож. лит.», 1980 г. С. 192.
- ГЛМ ОР. Фонд 4 С.А. Есенин, оп.1, ед.хр. 340. Первая публикация в кн.: В.А.Вдовин. «Очень большое и роковое». Последний год жизни Сергея Есенина / ред. Г.Иванова. – Рязань: «Издатель Ситников», 2010.
- ГМТ, Архив С.А.Толстой-Есениной. О.К.Толстая. Письмо дочери С.А.Толстой-Есениной от 11 августа 1925 г.
- С.А.Есенин. «Песнь о хлебе». Полное собрание сочинений. В 7-ми томах. Т.1. М.: «Наука» - «Голос», 1995. С.151.
- С.А.Есенин. «Чёрный человек». Полное собрание сочинений. В 7-ми томах. Т.3. «Наука-«Голос», 1998. С. 188.
Галина Иванова